«Что мы должны сделать? Заняться самобичеванием?»
Интервью с министром внутренних дел Александром Жизданом
— Скажите, почему часто полицейские избегают говорить с прессой, или делают это плохо? Да и с людьми также. Есть много видеозаписей, на которых видно, как полицейские некорректно обращаются к некоторым водителям.
— Из-за того, что полицейские плохо подготовлены.
— А почему плохо подготовлены?
— Не были обучены. Теперь мы уделяем первостепенное внимание подготовке. Что толку одевать людей в новую форму и закупать новое оборудование, если мы не обучаем людей? Теперь изменились акценты – делаем акцент на инструктаж. Вы, как журналисты, уже привыкли работать с микрофоном, для вас это что-то обычное. Для людей в форме это является проблемой. Да, мы заметили это, что люди теряются перед камерами, не умеют отвечать, и не только журналистам, они не могут ответить иногда на некоторые элементарные вопросы, которых задают люди на улице, и на которые человек имеет право получить ответ, а мы обязаны отвечать людям на улице или любому гражданину Республики Молдова.
— Нет! Нет! Приведите мне случай, пример.
— Я вас спрашиваю.
— Нет, такого явления нет в Республике Молдова.
— И людей не принуждают признавать что-либо?
— Нет, нет. Проводятся допросы подозреваемых, которых, естественно, пробуем убедить, но как метод обороны, все говорят, что на «меня оказали большое влияние, меня кто-то…» Мы должны все доказывать, и если есть доказательства, что мы избиваем людей, то сегодня за такое сажают в тюрьму и давление было огромным со стороны Европейского союза, когда приходили в следственные изоляторы, расспрашивали. Я видел это не раз, приходили из-за рубежа, внезапно, неожиданно приходили, показывали, что имеют право идти в следственный изолятор, разговаривали с заключенными, а иногда отмечали, что избиение некоторых людей, но это было довольно давно.
— Есть ли уголовные дела, открытые по политическим критериям, или на людей, которые выступают против власти?
— Я считаю, что сегодня невозможно сфабриковать уголовное дело благодаря мониторингу, которого ведут все общественные организации и все партнеры по развитию. Просто так завести уголовное дело без доказательств невозможно. Тот факт, что все сейчас выставляют себя жертвами и говорят, что они в оппозиции и им было сфабриковано уголовное дело… Давайте будем исходить из доказательств.
— Вы признаете, что те, кто в оппозиции, подвергаются больше уголовной ответственности, чем те, кто у власти?
— Ziarul de Gardă не один раз проводил расследования, которые были неудобны и беспокоили высокопоставленных людей, правильно? Вы когда-нибудь чувствовали на себе преследования со стороны властей? (…) Вот, эти министры, которых арестовали…
— Во всяком случае, они не из Демократической партии, кроме одного замминистра.
— А что, мы должны сегодня арестовать всех министров-демократов? Что мы должны делать? Заняться самобичеванием? Почему люди не понимают, что, может быть, именно Демократическая партия передала ясное сообщение своим министрам, и министры поняли? Говорю вам без ложной скромности, что были намечены четкие правила игры. Нельзя жить так, как мы жили в прошлом году или несколько лет назад. Пришло время, когда Республика Молдова должна подвести красную линию и двигаться вперед, учась на своих ошибках, которые у нас были. Если говорить о МВД. Если сегодня кто-то приходит, я всем говорю, не идите к прессе, у нас есть Генеральная прокуратура, идите с доказательствами, и если министр или замминистра виноват, пусть он ответит в соответствии с действующим законодательством. Это единственное правило, которое я принимаю. Эмоции, заявления, комментарии на другие заявления – нет.
— Какую зарплату получает полицейский-новичок?
— Около 4 тысяч.
— А полицейский со стажем?
— 7,8,9 или, может быть, даже 10 тысяч.
— Я знаю, что многие уходят из системы, в основном из-за заработной платы. Что вы можете им предложить, чтобы они остались?
— Темп, с которым сегодня идет борьба с коррупцией, с отмыванием денег, с фальсификацией бюджета, приведет со временем к пополнению нашего бюджета, который позволит повышение заработной платы. Для меня ясно, что мы в кратчайшие сроки позволим себе гораздо больше, на государственном уровне.
— В каком году это может произойти?
— Скажем, в 2018 году. Тогда государство сможет больше благ предоставлять людям, которые ему служат. Наша проблема сегодня в том, что мы платим мало людям, которые работают для государства. Не может внедрять качественные реформы человек, который получает 3 тыс. леев. Мы не должны тешить себя надеждами. Когда люди знают, что идут на зарплату в 8, 9,10 тыс. леев, то это совсем другое. Можно подобрать качественных людей.
— Так что, когда увеличатся зарплаты?
— В 2018 году возможно, но я могу ошибиться, если назову сейчас конкретную дату, а информация не подтвердится.
— Это интервью было отложено несколько раз из-за Вашего загруженного графика. Но, в любом случае, я подозреваю, что у вас есть и свободное время. Что вы делаете в свободное время?
— Прихожу на работу (улыбается, прим. ред.). В свободное время предпочитаю заниматься спортом. Это практически единственный способ, которым могу снять усталость и стресс. Я занимался спортом всю жизнь, и если у меня есть немного времени, иду чем-то заняться. Или выходим на велосипедах вместе с детьми гуда-то в город, либо едем на природу играть в футбол.
— А в футбол с различными бывшими или нынешними чиновниками играете? С г-ном Валентином Зубик (экс-замминистра внутренних дел, прим. ред.), например. Я спрашиваю это потому, что хочу узнать, бывает ли, что во время футбола решаются определенные вопросы, делаются определенные договоренности?
— Какие договоренности?
— Например, кого назначить министром, ну, не знаю.
— Хорошо, почему бы не продвигать лучших людей, например, лучше чем Жиздан. И если я играл в футбол, и встретил Зубика, например, и если он лучше, то пусть будет Зубик. Не заслуживает, значит нет…. В последний раз я играл в футбол с детьми. Ах да, играл с представителями посольств. В частном порядке, около полугода назад, играл с моими детьми. Я предложил среднему сыну, который занимается спортом профессионально. Он пришел с группой детей, его друзьями и друзьями наших друзей, и мы играли вместе с родителями детей. Это последний раз, когда я играл в футбол.
— С г-ном Плахотнюком в каких вы отношениях?
— Мне уже задавали этот вопрос. Что вы имеете в виду, когда говорите, отношения?
— Вы друзья, встречаетесь, говорите?
— У нас люди с недоверием воспринимают все, что я говорю, все истолковывают. Г-на Плахотнюка я не знал до того, как был назначен на должность. Я знал его лишь как публичного человека, но не взаимодействовал с ним никогда. Тут могу пройти тест на полиграфе. После, уже другое дело. Он политический деятель, я в должности министра. Мы встречаемся на различных встречах. Вот и все отношения.
— Он когда-нибудь благодарил вас за то, что полиция защищает его GBC (Global Business Center – здание, принадлежащее Владу Плахотнюку, в котором, к тому же, расположен его офис)?
— Что значит благодарил? Это не серьезно. Мы каждый день что-то защищаем.
— А с Ренато Усатым вы еще общаетесь?
— (улыбается) Я предлагаю в другой раз задавать более развернутые вопросы. Вы спросили меня, общаюсь ли я, отвечают, нет.
— Понятно, что вы общались, появились эти записи.
— Общался, встретились, пили кофе, чай, посидели.
— Жалеете?
— Мне жаль, что люди не знают правду. У меня с Ренато Усатым не было других отношений, кроме служебных, и я не нарушил закон. То, что он был снят рядом с ДСО (Департамент специальных операций, прим. ред.), когда мы встретились…, он в свое время говорил, что стал жертвой. Сказал, что он стал мишенью для атак. Мы предприняли некоторые действия, и так познакомились с ним.
Беседу вел Виктор МОШНЯГ
